«Варяг» - победитель - Страница 66

Насчет «Рюрика» же, подумав, решили, что его восемь шестидюймовок и пара старых, но мощных орудий будут весьма не лишними. На самом деле, в бортовом залпе всех крейсеров без «Рюрика» было всего одиннадцать орудий от восьми дюймов. С «Рюриком» — тринадцать. Добавка составляла почти пятнадцать процентов, а учитывая, что шанс на пробитие брони на такой дистанции был только у крупных снарядов, стариком решили не пренебрегать. Его развернули у стенки завода так, чтобы он мог бить обоими восьмидюймовыми и всеми шестидюймовыми орудиями правого борта. А для оптимизации углов возвышения орудий ему затопили коридоры левого борта, что дало кораблю крен в три градуса, и соответственно, повысило углы возвышения орудий.

Отряженные с «Рюрика» и других крейсеров канониры пытались освоить стрельбу из незнакомых им орудий системы Армстронга, при этом расходовать ограниченный запас снарядов Руднев им запретил, мотивируя это тем, что через пару дней они вволю настреляются по живому неприятелю. Команды минеров аккуратно топили мины в битом льду. На предупреждение, что до четверти мин не сработает из-за того, что провода будут порваны льдами, Руднев хладнокровно ответил приказом установить не две сотни, а двести пятьдесят мин, ровно на четверть больше, чем наконец-то привел начальника порта в молчание. Тянули километры проводной паутины, чем придется изолировали их соединения (когда поручик-минер пожаловался Гаупту, что треть мин при использовании на морозе такой изоляции может не сработать, тот приказал ему ни в коем случае не говорить об этом Рудневу). В последний день успели оборудовать на сопке подле дальномерного поста хранилище аккумуляторных батарей для питания минного заграждения. Работающие в три смены матросы, солдаты и офицеры не могли понять одного — почему контр-адмирал так уверен, что все работы обязаны быть завершены именно к 22-му февраля?

22-го февраля 1904 года японских крейсеров в окрестностях Владивостока замечено не было. Так же, как и 23-го и 24-го.

Вечером 24-го, после очередного дня, проведенного в полной готовности к отражению несостоявшийся атаки японцев, Владивосток засыпал. В номере гостиницы, за закрытыми дверями слегка пьяный контр-адмирал Руднев изливал душу лейтенанту Балку.

— Ну как, как я мог ошибиться? Это же одна из основных дат Русско-Японской войны! 22-го февраля по старому стилю, набег Камимуры на Владивосток. Ну и где эта скотина? У меня сегодня весь день ощущение, что на меня все пальцем показывают, вот мол, тот самый контр-выскочка, который заставил весь город двое суток вкалывать без сна зазря! Вася, мне же теперь никто не поверит в этом городе!

— Петрович, погоди. Ты что, кому-то обещал, что японцы придут именно 22-го?

— Не помню… Кажется, нет, но что это меняет? Я весь город гнал, как лошадь, чтобы поставить мины и быть готовыми стрелять именно 22-го! Где этот Камимура?

— Чего ты психуешь? У Камимуры сейчас по сравнению с нашим миром проблем добавилось, а крейсеров стало на один меньше. Может, он бункеруется, может, ему надо больше времени, чтобы собрать корабли. Ведь если его крейсера посылали ловить «Варяга», а больше посылать некого, то они были в разгоне по одному-два. Небось, пока все собрались в Сасебо, забункеровались, пока дойдут сюда — вот тебе и денька два-три задержки. А может, вообще операцию отменили, или наоборот — усилят его парой броненосцев и попробуют утопить «Гарибальдей» прямо в гавани. Это будет тебе урок, Петрович.

— На какую тему урок? — не въехал Петрович.

— Не полагайся больше на свои знания той истории войны. Ты ее уже переписал. Непонятно только, в какую сторону… Думай головой, теперь тут все точно пойдет не так, как у нас. Так что все даты по ходу боевых действий можешь смело забыть. Ты мне лучше скажи, почему у меня на телеграфе отказались принять телеграмму в Питер Вадику, сослались на твой приказ? Это ты из-за прикола нашего дражайшего графа Нирода?

— Не. Это уже замяли. Телеграммы ни у кого не принимают. Я запретил отправлять все, что не имеет моей визы. В городе полно японских шпионов, кроме как по телеграфу, они о минной постановке никак сообщить не успеют. Так чем думать — кто и каким кодом чего передает, я решил, что проще заблокировать всю связь на пару дней. Потерпят.

— Ну вот. Это я и называю — думать своей головой! Ведь можешь же! Только мою телеграмму завизируй, да? Я хочу, чтобы Вадик мне из Питера кое-что подогнал. И еще, если у нас задержка на пару дней, я, наверное, успею еще один сюрприз Камимурушке устроить — выдели мне, пожалуйста, с полсотни гильз от шестидюймовых выстрелов с бездымным порохом и столько же картузов с бурым, да роту солдат гарнизона.

* * *

Утром 26-го февраля Камимура все же появился на траверзе Владивостока. Балк в принципе угадал верно. Задержка была вызвана необходимостью собрать разосланные за «Варягом» броненосные крейсера в кучу и добавить к ним пару наиболее быстроходных броненосцев Того. Сейчас к Владику подошли не только броненосные крейсера «Идзумо», «Иватэ», «Якумо», «Адзума», но и броненосцы — «Сикисима» со своим систершипом «Хатсусе». Последняя парочка входила в число сильнейших броненосцев мира, и пока она была в море и сохраняла боеспособность, выход из порта крейсеров Владивостокского отряда был равноценен самоубийству. Сопровождали их бронепалубные крейсера «Касаги» и «Иосино».

Как и предполагалось, японцы, справедливо опасаясь русских минных полей, о координатах которых им было примерно известно, не рискнули войти в Амурский залив. Вместо этого они направились в Уссурийский и, пройдя по недавно разбитому ледоколами льду, любезно вышли прямо на недавно установленное минное поле. Огонь по гавани был открыт японцами с расстояния примерно пять с половиной миль. Руднев успел к этому моменту прибыть на командно-дальномерный пункт, развернутый на Орлиной сопке, с которого он планировал осуществлять общее руководство боем. Подождав для верности еще пяток минут, чтобы на минное поле втянулась вся японская кильватерная колонна, он приказал замкнуть цепь заграждения и открыть огонь. Японцы кидали снаряды практически без корректировки. Нет, теоретически оставшиеся в виду гавани легкие крейсера должны были давать информацию о местонахождении русских кораблей и падении снарядов, затем они там и болтались. Но на практике из этой затеи ничего не вышло — расстояние было слишком далеко, и с «Иосино» с «Касаги» было ни черта не разобрать, к тому же мыс Чуркина закрывал обзор на внутреннюю часть бухты Золотой Рог, в которой и сосредоточились русские корабли. А подходить ближе, в Босфор Восточный — значило подставиться под береговые пушки, что этим безбронным крейсерам было категорически противопоказано. Для закрепления подобной точки зрения артиллеристы береговых батарей острова Русский дали пару залпов в их сторону. Долететь снаряды не могли физически, но рощица шестидюймовых всплесков выросла примерно в полумиле от кораблей. Для командиров японских корректировщиков она послужила хорошим напоминанием о возможных последствиях опрометчивых шагов. Поэтому японские снаряды глушили рыбу в гавани, крушили портовые постройки на берегу, но от кораблей пока падали на солидном расстоянии.